Физика - Инновации - Экономика

22 марта В Российской академии наук состоялась церемония подписания соглашений о сотрудничестве между Российской академией наук и фондом "Сколково"

Подробности здесь, здесь и здесь

Кому отсыпать?

Как нам не надо обустраивать науку

Отказ нобелевского лауреата по физике 2010 года Андрея Гейма работать в "Сколково" поднял очередную волну споров о том, "как нам обустроить российскую науку". Резкий тон Гейма ("Там у вас люди что - с ума посходили совсем? Считают, что если они кому-нибудь отсыпят мешок золота, то можно всех пригласить?") дал повод утверждать, что мировые научные светила слишком заносчивы, чтобы звать их "делать модернизацию". В связи с этим "Лента.Ру" вспоминает отечественный опыт импорта научных кадров. Модель строительства науки, столь экспрессивно описанная Геймом, в России применялась издавна и эффект имела преимущественно пропагандистский. Тем больше удручает то, что нынешние инноваторы, похоже, ничего лучше предложить не готовы. Петр I именно таким методом создавал Петербургскую академию наук, эволюционировавшую за последующие почти три столетия в нынешнюю РАН. Модернизаторы новейших времен любят ссылаться на этот опыт. Дескать, вот проявили щедрость и открытость - и приехали звезды мировой величины, помогли создать собственную фундаментальную науку. Увы, это слишком упрощенные и идеализированные представления. Затея с Петербургской академией наук, которую Петр I учредил под конец своего правления, в 1724 году, выглядела во многих отношениях странной. Во-первых, в России попросту не существовало такой системы образования, которая могла бы обеспечивать ей постоянный приток научных кадров. Были начальные школы, где учили грамоте и счету; были специализированные училища вроде Навигацкой школы; были, наконец, Киево-Могилянская и московская Славяно-греко-латинская академии, но образование, которое давали в этих церковных учреждениях, было далеко от светских, рационалистических принципов европейского Просвещения. Во всех этих заведениях вместе взятых насчитывалось около 2 тысяч учащихся (данные, правда, более поздние, 1733 года, приводимые Василием Татищевым в его проекте реформы образования, но вряд ли цифры 1724 года выгодно отличались от этих). Способных юношей посылали учиться за границу, но учились они там прежде всего не фундаментальным, а сугубо прикладным дисциплинам. Из них получались в лучшем случае добротные инженеры. Сколько-нибудь массового производства научных кадров так невозможно было обеспечить. Вот и выходило, что ученым для Академии взяться было попросту неоткуда. Оставалось выписывать их из-за границы. Учитывая перепроизводство научных кадров в Европе, это было вполне возможно. Но чтобы заманить образованного европейца в Россию, нужно было предложить ему очень и очень хорошие условия. А хотелось-то не просто образованных, а отборных ученых! Это, понятное дело, выходило еще дороже. Россия же в 1720-е годы представляла собой, прямо скажем, не процветающее в экономическом смысле государство. Петровское царствование состояло из сплошных войн. К тому же, за очень короткий период страна с нуля создала собственный военно-морской флот, построила новую столицу и затеяла еще немало весьма и весьма расточительных проектов. Все это было помножено на тотальное, безудержное казнокрадство. Налоги делались разорительными для населения. Сверх того, государство то и дело прибегало к простому и быстрому способу пополнения оскудевшей казны - чеканило новые деньги. Инфляция раскручивалась все сильнее и сильнее. Рыночная цена меди в 1720-е годы составляла 6-7 рублей за пуд, а монеты из нее чеканились из цены 40 рублей за пуд. Это создавало непреодолимый соблазн для фальшивомонетчиков, и едва ли не половина всех медных денег в России 1720-30-х годов были поддельными. Это, опять же, раскручивало инфляцию. Но император и не думал сокращать расходы. Напротив, он собирался потратить очередную кругленькую сумму еще и на приглашение в Россию заграничных академиков. В 1724 году, когда Петр отправлял видного администратора из Берг-коллегии Василия Татищева в Швецию перенимать опыт организации горной промышленности, придворный врач Лаврентий Блюментрост, работавший над проектом устава Академии, попросил его вербовать там ученых. Татищев усмехнулся в ответ: "Ты хочешь сделать архимедову машину очень сильную, да подымать нечего и где поставить места нет... Без нижних школ Академия оная с великим расходом будет бесполезна". Присутствовавший при этом разговоре Петр возразил на это: "Я имею жать скирды великие, токмо мельницы нет. Построить водяную - воды довольно в близости нет, а есть воды довольно в отдалении. Токмо канал делать мне уже не успеть, для того что долгота жизни нашей ненадежна. И для того зачал перво мельницу строить, а канал велел только зачать. Это наследников моих лучше понудит к построенной мельнице воду привести". Даже Христиан Вольф, который из вербовки ученых для Петербургской академии сделал неплохой бизнес, указывал Петру на ее сомнительную перспективность в задуманном виде. Он советовал основать вместо Академии университет, чтобы ковать собственные научные кадры. Но для Петра это был вопрос имиджа: ему непременно хотелось сделать Россию признанным центром самой передовой науки. Поэтому Академия возникла как колония иностранцев, которые общались в основном между собой и занимались некими научными изысканиями, никому, кроме них, не интересными. При помощи Вольфа в "первый призыв" академиков удалось заполучить несколько действительно замечательных ученых, например, двоих братьев Бернулли (достойных представителей многочисленного швейцарского семейства ученых - математиков и физиков), математика Якоба Германа (немца), астронома Жозефа Николя Делиля (француза), математика Христиана Гольбаха (немца). Чуть позже к ним присоединился совсем еще молодой швейцарец Леонард Эйлер, математик, который потом долго был главной звездой Академии наук. При Академии был открыт университет, в котором в 1733 году числилось 120 студентов, в основном иностранцев. Академия жила своей жизнью, Россия - своей. Годовое жалованье иностранного академика к середине XVIII века достигало 1000 рублей, адъюнкта - 860. Плюс казенное жилье, плюс дрова на зиму. Академиков насчитывалось несколько десятков, адъюнктов - до полутора сотен. Суммарные затраты на их содержание равнялись или даже превышали затраты на всю систему образования. Академию разместили в конфискованном за взятки доме барона Шафирова на нынешней Петроградской стороне, жили академики в основном по соседству, с местным населением предпочитали не общаться, русского языка не знали. Житье этих иностранцев в Петербурге не было легким и безоблачным: их огромное жалованье то и дело задерживали, ограничивали перемещения, общение с внешним миром, получение архивных документов, карт и всего прочего - всё опасались, что какие-то секретные или просто не в лучшем виде рисующие Россию сведения просочатся через них за границу. Лет пятнадцать спустя Эйлер, только-только перебравшийся из России в Пруссию, на приеме во дворце извинялся перед королевой-матерью за свою немногословность: "Я только что из страны, где за лишнее слово могут повесить". Вешать иностранного академика, пожалуй, все-таки не стали бы, но неосторожные высказывания и правда могли бы ему дорого стоить. Теперь мы можем с гордостью рассказывать, что математик Леонард Эйлер, например, главные свои открытия сделал, будучи петербургским академиком. Вот только Россия к научным заслугам Эйлера имеет то единственное отношение, что она купила их за бешеные деньги из одного лишь тщеславия, подобно тому как некоторые известные "инноваторы" покупают драгоценные яйца. Далеко не сразу до российских властей дошла простая, казалось бы, мысль, что наличие в стране Леонарда Эйлера и заведений под вывесками "академия" и "университет" само по себе еще не свидетельствует о наличии в ней фундаментальной науки. Всегда найдется хотя бы один залетный гений или хотя бы один самородок вроде Ломоносова. Но вербовать без конца залетных гениев - никаких бюджетов не напасешься, а полагаться на самородков - так не напасешься ломоносовых. Ровно об этом - знаменитая цитата из ломоносовской оды про ученых, "которых ожидает Отечество от недр своих и видеть таковых желает, каких зовет от стран чужих". Ни бешеные деньги, выделенные Петром на Петербургскую академию, ни приезд Леонарда Эйлера не помогли российской земле нарожать "собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов". Теперь попробуем сделать из этого исторического анекдота какие-нибудь выводы. Понятное дело, что уроки XVIII века не слишком приближают нас к ответу на вопрос, как надо возрождать российскую науку в XXI веке. Но это прекрасный пример того, как не надо это делать. Никакая академия, то бишь сообщество профессионалов фундаментальной науки, не может быть эффективна в качестве "ученой колонии". И в XVIII, и в XXI веке залог развития науки - не вымученный импорт умов, а их свободное обращение. Мало чести стране, отсыпавшей мешок золота Эйлеру и несколько лет числившейся местом его проживания. А вот славу Ильи Мечникова с полным правом делят две страны: в России он получил образование, приступил к научным занятиям и открыл фагоцитоз, а во Франции на основании в том числе и этого открытия разработал теорию иммунитета, за которую и получил Нобелевскую премию 1908 года. Великая научная держава - это не та, которая смогла "купить" Леонарда Эйлера или Андрея Гейма. А та, в которую Эйлер или Гейм сам захотел приехать, чтобы создать здесь лабораторию или возглавить университетскую кафедру. И "мешки золота" тут - дело десятое. Валерий Панфилов

«Серьезным ученым не интересно облагораживать своим присутствием праздник распила»

Минобрнауки игнорирует открытые письма ученых

Минобрнауки проигнорировало мнение более 2200 ученых, выраженное в письме, направленном президенту Медведеву. О том, почему так происходит и могут ли ученые еще что-то сделать, в своей лекции на «Газете.Ru» рассказывает научный сотрудник Физического института им. П. Н. Лебедева РАН Евгений Онищенко.

Часть 1. Спасение утопающих

5 октября 2010 года выходцам из России Андрею Гейму и Константину Новоселову присудили Нобелевскую премию по физике. У нас тут же изъявили желание пригласить лауреатов наиболее авторитетной научной премии для участия в проектах фонда «Сколково». Андрей Гейм быстро отреагировал, сказав, что глупо думать, что за мешок золота можно пригласить любого и выразив скептицизм относительно планов построить в Сколково кремниевую долину. В этом происшествии, как в капле воды, отразилась пропасть между миром науки и российским чиновничьим миром. Андрей Гейм и Константин Новоселов – серьезные ученые, им интересно работать, а не исполнять роль свадебных генералов, облагораживающих своим присутствием праздник распила. Наверное, это удивляет наших чиновников, им сложно понять такую мотивацию.Нет взаимопонимания у российских чиновников и с работающими в России учеными. В июле более двух тысяч ученых и преподавателей, в том числе и ученые с мировым именем, четко высказали свою критическую позицию по отношению к действиям властей. В частности, в послании ставилась под сомнение осмысленность государственной научной политики, ученые призвали увеличить финансирование ведущих научных фондов и внести поправки в законодательство, регулирующее госзакупки (c их обращением к президенту и ответами на него можно ознакомиться на сайте Scientific.ru). Дальше все развивалось стандартно – инстанции назвали предложения ученых «заслуживающими внимания», а в конце сентября правительство внесло в Государственную Думу проект бюджета на 2011 г., в котором научным фондам выделяется столько же денег, сколько в 2010 г. (в последующие годы – еще меньше). Таким образом, требование ученых резко увеличить долю Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) в расходах на гражданские исследования и разработки было полностью проигнорировано. Эта доля сейчас гораздо ниже, чем до кризиса, когда бюджет РФФИ составлял 6% от расходов на гражданскую науку. Почему недовольны ученые, почему такую важность придают ситуации с фондами, я скажу позже, а пока – о том, что можно сделать. Можно было бы понадеяться на то, что наш президент любит современные технологии и обратиться к нему через интернет: «Дмитрий Анатольевич, прислушайтесь к мнению ученых! В области государственной научной и образовательной политики у нас бардак, выделяя миллиарды, чиновники уже и не стараются делать вид, что деньги выделяются под какие-то разумные планы. Вот самый свежий пример. В прошлом году, подписывая закон об особом статусе двух ведущих университетов, московского и петербургского, Вы просили министра образования и науки Андрея Фурсенко подготовить программы развития этих вузов. В конце сентября правительство одобрило программу развития МГУ им.М.В.Ломоносова. Я читал, какие цели ставятся там на 2020 год. Помните, спортивные чиновники перед провальной ванкуверской Олимпиадой планировали, что Россия будет первой по числу медалей? Так вот, эти планы были просто образцом реализма, если сравнивать с тем, что написано в программе развития МГУ (к примеру, стр. 20). Ведь запланировано, что ежегодная средняя цитируемость/упоминаемость публикаций студентов и аспирантов МГУ в 2020 году превысит нынешнюю ежегодную среднюю цитируемость академиков РАН. Что в том же году по коридорам МГУ будет ходить несколько сотен лауреатов престижных международных премий, включая Нобелевскую, Филдсовскую и Абелевскую. Это просто горячечный бред: нужно, чтобы все эти премии в ближайшие десять лет получали россияне, либо чтобы сюда хлынул поток иностранных лауреатов. Только пока и наши бывшие соотечественники ехать не хотят… Дмитрий Анатольевич, прекратить эту вакханалию очковтирательства и безответственности без знаковых отставок нельзя. Примите меры!» Но только президент вряд ли прочтет это, а чиновники вряд ли доложат ему - у них есть универсальный ответ на любую критику, сколь бы обоснована она не была: недовольные есть всегда. Точка. Поэтому надеяться ученым и преподавателям приходится только на себя, на свою активность, помня о том, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Пока проект бюджета еще не принят, нужно активно протестовать, требования увеличения финансирования научных фондов до 7.5 % от расходов на науку уже в следующем году. Писать письма «наверх», критиковать проект бюджета в СМИ - если такая критика будет массовой, вряд ли ее можно будет игнорировать. Наконец, можно выйти на митинги. Да, мы не любим ходить на митинги. Да, есть разные представления о путях вывода науки из кризиса. Но ситуация критическая и, на мой взгляд, выразить неприятие нынешней «научной политики» сейчас важнее прочего. В октябре профсоюз работников РАН запланировал проведение митингов протеста – приходите. В Москве такой митинг запланирован на 11 часов утра 21 октября на набережной Тараса Шевченко, около гостиницы Украина, если власти позволят провести его там. Если протесты будут массовыми, мы отобьемся, а за пассивность и пофигизм нам придется расплачиваться. Куда и что можно писать, а также куда приходит, указано здесь (http://www.scientific.ru/letters/letters.html)), Но вернемся к вопросу о том, почему ситуация критическая.

Часть 2. Финансирование научных фондов

При разговоре о финансировании науки есть два основных вопроса - сколько всего на науку выделяют денег, и каким образом эти средства распределяются. У нас выделяется мало денег на науку, и потому особенно важно, чтобы они тратились с толком. К сожалению, происходит ровно наоборот. Хотя формально все выглядит так, будто чиновники ведут неустанную работу: разрабатываются стратегии и программы, проводятся конкурсы для отбора лучших проектов… Разнообразных конкурсных программ становится все больше. В этом году Минобрнауки начало новую грантовую программу, направленную на привлечение ведущих ученых в вузы, поддерживает ученых и преподавателей через конкурсы федеральной целевой программы (ФЦП) «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», планирует серьезно увеличить финансирование ФЦП по исследованиям и разработкам. Почему же ученых так заботит судьба научных фондов, почему они выступают за повышение их финансирования? Потому что повышение расходов на ведущие научные фонды было бы разумным шагом: именно РФФИ и РГНФ являются наиболее эффективными механизмами вложения бюджетных средств в исследовательские проекты. При поддержке РФФИ работают тысячи научных групп, ссылки на поддержку РФФИ содержатся в, по разным оценкам, от 30 до 50 % статей, публикуемых российскими учеными в наиболее авторитетных научных журналах. Гранты РФФИ и РГНФ не только поддерживают научные исследования сами по себе, они позволяют поддержать работоспособное экспертное сообщество, способное как разбираться в мировых тенденциях научно-технического развития, так и осуществлять оценку конкретных научно-технологических проектов в конкурсах прикладной направленности. Гранты научных фондов поддерживают и научную работу наиболее квалифицированных преподавателей вузов, что является критически важным для поддержания высокого уровня подготовки кадров не только для научно-образовательной сферы, но и для высокотехнологичных отраслей экономики России. Важно отметить, что в конкурсах научных фондов не существует никакой заранее узко заданной тематики, а идет отбор лучших предложений по широкой тематике на основе квалифицированной экспертной оценки. В отборе задействованы тысячи экспертов, каждый из которых, таким образом, может оказать влияние лишь на распределение крайне незначительной доли выделенных бюджетных средств, что не позволяет никакой группе влияния монополизировать распределение идущих через РФФИ финансовых потоков в своих интересах. Видимо, в этом и состоит причина того, что при дележке бюджетного пирога фонды выступают в роли пасынка: они нужны десяткам тысяч работающих научных сотрудников и преподавателей, но не министерским чиновниками и близким к ним научно-политическим тяжеловесам, поскольку деньги фондов пойдут мимо их кассы.

Премия на 20 процентов российская

Являются ли Гейм и Новоселов российскими учеными

В России гордиться Нобелевской премией Андрея Гейма и Константина Новоселова можно, только лишь осознавая, что Великобритания сделала для успеха ученых гораздо больше, чем их родина. Присуждение Нобелевской премии по физике Андрею Гейму и Константину Новоселову вызвало бурные дискуссии на тему «может ли Россия гордиться этой премией?». Конечно, лучше всего было бы задать этот вопрос самим лауреатам, но сейчас им явно не до этого: большое количество интервью и непосредственное получение награды (как всегда, в день смерти Альфреда Нобеля, 10 декабря) у них еще впереди, а пока, как сказал Гейм, «нужно поработать». Имеющейся в открытом доступе информации вполне достаточно, чтобы получить адекватный ответ на поставленный выше вопрос. Если формально, то сам факт, что Константин Новоселов имеет российское гражданство (пусть и пополам с британским подданством) означает, что в 2010 году список отечественных лауреатов Нобелевской премии пополнился. А вот руководитель и коллега Новоселова, Андрей Гейм, будучи гражданином Нидерландов, с формальной точки зрения не входит в этот список. Однако для того, чтобы понять, может ли Россия гордиться этой премией, стоит разобраться, что Россия сделала для того, чтобы Гейм и Новоселов получили Нобелевскую премию, и насколько Гейм и Новоселов сами ощущают себя россиянами. Опять-таки с формальной точки зрения лауреаты физического «Нобеля-2010» получили образование и начали работать в науке именно у себя на родине.Но этим вклад России в успех ученых и заканчивается.Графен они получили уже в Манчестере, где и работают до сих пор. Оставшись в России, Гейм и Новоселов не смогли бы добиться таких же выдающихся результатов, и это признает, например, другой отечественный нобелевский лауреат Жорес Алферов. «Увы, российскими учеными их назвать нельзя, поскольку они живут и работают в Великобритании», — сказал он. А вот заявление вице-президента РАН Геннадия Месяца о том, что «русский гений может пробиться даже в Манчестере», вызвало лишь усмешку у представителей околонаучной среды и пользователей интернета. Всем понятно, что слово «даже» здесь совершенно неуместно, и оно было бы применимо в том случае, если бы Гейм и Новоселов получили Нобелевскую премию, работая в России. Вот только здесь слово «графен» до вчерашнего дня чаще ассоциировалось не с фамилиями Гейм и Новоселов, а с фамилией лжеизобретателя Петрика и его «фокусами» перед академиками. А ведь область деятельности новоиспеченных нобелевских лауреатов представляет собой те самые пресловутые нанотехнологии. На их развитие во главе с «Роснано» у России есть огромные средства, но до сих пор нет внятных практических результатов. А чтобы вернуть в Россию и обеспечить комфортными для работы условиями родившихся здесь мировых лидеров в этой области, у страны денег нет. Хотя еще за несколько лет до получения Нобелевки Константин Новоселов говорил, что для работы ему и Гейму необходимо 3—4 квалифицированных техника, 3 кандидата наук, 3 студента, в сумме это около $350 000 в год плюс оборудование за $5 млн, на поддержку которого надо ежегодно тратить около $150 000. В переводе на рубли приглашение Гейма и Новоселова в Россию стоило бы государству разовых затрат в размере 150 млн рублей и 15 млн рублей ежегодно. При этом бюджет «Роснано» исчисляется десятками, а то и сотнями миллиардов рублей. Вместе с тем обладатели физического «Нобеля» 2010 года связей с родиной не теряют и периодически сюда приезжают. Так, у Новоселова еще до получения Нобелевской премии была запланирована поездка в Россию в начале ноября. Кроме того, оба лауреата регулярно общаются с российскими СМИ, и в свое время Константин Новоселов подробно рассказал «Газете.Ru» о своей статье в журнале Science, посвященной созданию миниатюрного транзистора на основе графена. Андрей Гейм же ведет блог в ЖЖ на русском языке, назвал своего хомяка (которого в 2001 году включил в соавторы статьи в Physica B: Condensed Matter о диамагнитной левитации) русским именем Тиша и говорит, что считает себя европейцем и «процентов на 20 — кабардино-балкарцем». Графен поставил точку на транзисторах Учёные создали на основе графена миниатюрный транзистор, работающий при комнатной температуре, и попутно обнаружили в нём новое физическое явление. Об уникальном достижении нам рассказал сам Константин... Последнюю фразу Андрей Гейм, который родился в Сочи, а школу заканчивал в Нальчике, произнес в 2008 году в интервью газете «Кабардино-Балкарская правда». Там же ученый и рассказал, почему в свое время он уехал за границу: «На физтехе первые пять лет дают базовое образование, а потом направляют в академические институты, включают в обычную институтскую деятельность. Образование мы получили очень хорошее, просто блестящее, а вот экспериментальная база науки представляла собой печальное зрелище… Я работал в одном из лучших академических институтов — Институте твердого тела РАН. В 90-м году получил стипендию Английского королевского общества и с тех пор в Россию возвращаюсь только на каникулы. Возможности для работы там и тут — небо и земля. А работа — очень большая часть жизни». Присуждение Нобелевской премии Андрею Гейму и Константину Новоселову (последний и вовсе стал одним из самых молодых обладателей Нобелевки за всю историю, получив премию в 36 лет) обнажило критичность положения отечественной науки и ошибочность принимаемых российскими властями мер по внедрению «курса на модернизацию». И если в ближайшие годы ситуация кардинально не изменится, то в скором будущем не будет даже и таких Нобелевских премий, заслуга России в которых действительно составляет максимум 20 процентов.

Нобелевских лауреатов пригласят в "Сколково"? Выходцы из России Андрей Гейм и Константин Новоселов, получившие в этом году Нобелевскую премию по физике, могут быть привлечены к работе над проектами фонда "Сколково". Как сообщает РИА "Новости", об этом заявил в среду руководитель департамента международного сотрудничества фонда Алексей Ситников. По словам Ситникова, идея пригласить ученых сотрудничать со "Сколково" появилась "не вчера", поскольку взаимодействие с выходцами из России является одним из приоритетов в деятельности фонда. Он также добавил, что для работы в иннограде ученым не нужно будет приезжать в Россию (Гейм и Новоселов работают в Университете Манчестера). Сам Гейм, впрочем, над приглашением откровенно посмеялся и заявил, что вполне счастлив в Великобритании, а в Россию возвращаться не собирается. "Большими лозунгами пятилетка в четыре года не сделается. Перспективы какие-то есть, но можно те же самые деньги вкладывать в выделенные академии, институты, академии наук. Россия жила 70 лет под эгидой грандиозных замечаний – здесь город будет, здесь саду цвесть... Я бы очень рад был, чтобы я ошибался, но для меня выглядит, что очередной город-сад построят", - заявил ученый в интервью РСН. Выпускник Московского физико-технического университета Андрей Гейм и его ученик, также закончивший Физтех Константин Новоселов, получили Нобелевскую премию за открытие графена - двумерной аллотропной модификации углерода, углеродной кристаллической решетки толщиной всего в один атом. В будущем графен может быть использован в наноэлектронике или заменить кремний при изготовлении интегральных микросхем. За свое открытие Гейм и Новоселов, ставший самым молодым лауреатом по физике за последние 37 лет, получили 10 млн шведских крон (около €1 миллиона). Решение о создании научного центра "Сколково" было принято в феврале текущего года. Возвести научно-технологический комплекс предполагается в сжатые сроки. По замыслу российских властей, Центр для исследований и научных разработок - это "прообраз города будущего, который должен стать крупнейшим испытательным полигоном новой экономической политики". Автором концепции выступил глава государства Дмитрий Медведев